Георг Вильгельм Фридрих Гегель уже в юности определил свои интересы: познание духовного мира и служение ему. Родившись в семье высокопоставленного чиновника в Штутгарте, не пошел по стопам отца, а поступил в Тюбингенский теологический лютеранский институт. Работал домашним учителем в Берне. Его увлекала революционная романтика, демократическая идея. С 1801 года жил и преподавал в Йене, где создал крупный трактат «Феноменология духа». Затем преподавал в Нюрнберге, Гейдельберге, Берлине, продолжая писать значительные по объему, сложные по содержанию и тяжелые по стилю труды: «Наука логики», «Энциклопедия философских наук», «Философия права», «Лекции по истории философии», «Лекции по истории религии», «Лекции по философии истории». Согласно Гегелю, во Вселенной господствует Дух, мировой Разум. Человечество и каждый человек воплощает его в своих свершениях, в творчестве. В каждом из нас мировой Дух познает себя, стремясь к саморазвитию. По логической схеме Гегеля процесс развития начинается с тезиса (идеи), который опровергается антитезисом и завершается синтезом, соединяющим противоположности (отрицание отрицания).
По словам Гегеля, «Созданное каждым поколением в области науки и духовной деятельности есть наследие, рост которого является результатом сбережений всех предшествовавших поколений, святилище, в котором все человеческие поколения благодарно и радостно поместили все то… что они обрели в глубинах природы и духа». И еще: «Действие является самым ясным и выразительным раскрытием человека».
Гегель хотел, по его словам, "способствовать приближению философии к форме науки – к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием. При этом он не открещивался от «потустороннего начала», которое существует «только в заблуждении одностороннего, пустого рассуждательства».
Чем же отличается научная форма от традиционной философской и как отличить действительное знание от заблуждения? Гегель поясняет: «Постичь то, что есть, – вот в чем задача философии…», и тут же добавляет: «…ибо то, что есть, есть разум». Помимо тяжеловесности словесной конструкции сам тезис вызывает сомнение. Неужели, кроме разума, нет никакого объекта, достойного философского исследования? Тут слышатся отголоски фихтевского "Я", переходящего в «сверх-Я», или разума, замыкающегося на себя самого.
В обстоятельном сочинении «Философия религии» Гегель исходил из безусловного бытия Бога, к постижению которого последовательно поднимается человеческий разум. Анализируя различные религии, которые венчает христианская теодицея, Гегель даже не упомянул об исламе. Почему? По-видимому, только потому, что появился ислам значительно позже христианства и вроде бы должен свидетельствовать о новом подъеме религиозного сознания. Тем более он не сгинул, подобно сумеркам, при свете разума, а, напротив, распространился по всей Земле. «Мировой разум что-то недоглядел», – иронично комментировал гегелевскую схему прогресса религии А.В. Гулыга.
Логичные пассажи Гегеля порой служат не прояснению, а затуманиванию той мысли, которую он желает обосновать. «Предмет религии, как и философии, есть вечная истина в ее объективности, Бог и ничто кроме Бога и объяснения Бога». Такое утверждение вызывает массу недоуменных вопросов. В частности, непонятно, почему надо сводить к одному предмету разные формы или методы познания? Бог (а то и боги) в разных религиозных системах толкуется по-разному: нередко в единстве или взаимодействии с природой или, конкретней, материей; атеизм и вовсе отрицает Бога; кого-то вообще могут не интересовать теологические проблемы. И все это остается вне философии? Почему?
Гегель не счел нужным рассмотреть особенности научного метода, отделяющие его от философских рассуждений или религиозных верований. В отличие от Канта он не занимался научными исследованиями, а от Шеллинга – мало ими интересовался. Гегеля увлекали философствования о философии, стремление привести в строгую систему логические рассуждения и результаты применения философского метода для познания, опять же философских категорий по преимуществу. (Такая путаная формулировка соответствует гегелевскому представлению о единстве формы и содержания.)
Русский философ, анархист, революционер М.А. Бакунин, назвав Фихте, Шеллинга и Гегеля последними метафизиками, пришел к выводу, что именно Гегелю «принадлежит несомненная и великая честь доведения метафизического метода до самоубийства».
Науки о природе за последние полтора-два века развивались необычайно быстро, меняя представления об окружающем мире, его структуре, эволюции; о пространстве и времени, о кристаллах и клетках, атомах и молекулах, элементарных частицах и полях. Гегель не принимал во внимание таких возможностей научного познания. Он строил законченную умственную конструкцию из «готового материала». Получилась жесткая структура, дающая мало простора для последующих изменений и развития.
Не случайно В.И. Ленин тщательно читал и конспектировал труды Гегеля. А завершая знакомство с его «Наукой логики», заключил: «Итог и резюме, последнее слово и суть логики Гегеля есть диалектический метод – это крайне замечательно. И еще одно: в этом самом идеалистическом произведении Гегеля всего меньше идеализма, всего больше материализма». Так уж вышло, что Гегель, сам того не ведая, ковал идейное оружие для своих идеологических противников. Философия формализма!
Складывается впечатление, что для Гегеля природа была чем-то стихийным, косно-мертвенным и даже враждебным человеку. «Отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок», – считал он. И не учитывал той истины, которую постигли, к примеру, Гёте и Александр Гумбольдт: не следует путать реальную природу с ее искаженными образами в науках. Научное познание по необходимости рассудочное, преимущественно аналитическое, дробит мир на детали, элементарные составляющие. Это еще не природа.